Вспоминая те далекие годы, я до сих пор удивляюсь тому безграничному доверию, которым пользовались мы, несмышленые еще девчонки, причем дворянского происхождения, у работников СОЧ (секретно-оперативной части), руководившими нашей работой, как в Москве, так потом и в Самаре.

Вначале нас пытались использовать на связь с Мережковским и Философовым. Мы писали им письма, жалуясь на свою судьбу в Советской России. Письма эти передавались заграницу специальным агентом. Связь завязалось довольно быстро и благодаря этой связи, были установлены конспиративные квартиры, которые мы посещали, и хозяева которых впоследствии были арестованы. Стоял вопрос о посылке и за заграницу, но в то время, контрреволюционная организация Савинкова и Философова еще не проявляла себя в полной мере, ей еще не придавалось большого значения, а в Россию в связи с голодом на Поволжье стали приезжать иностранные гости: АРА (49)и Шведский Красный Крест. Нас срочно перебросали в Центр Поволжского голода в б. Самару для разведывательной работы в АРА.

Много лет спустя, читая замечательную книгу Ардаматского (50) «Возмездие», я подумала, что у истоков борьбы с Савинковской организацией, было и наше маленькое участие, был и наш, пусть крохотный, вклад.

Нас встретил в Самаре неказистый маленький человек в потертом пальто и кепке, опознавший нас по взаимно произнесенному паролю. Молча пошел он впереди нас, и мы следовали за ним по заснеженным улицам города.

Самара была в то время, как ее называли, медвежьей берлогой. Маленькие домики-избушки, занесенные снегом, улицы почти без прохожих, кое-где валялись неубранные, раздетые трупы умерших от голода. Сорокаградусный мороз.

Провожатый правел нас в просторную чистую и жарко натопленную избушку, хозяевами которой были местные жители, состоявшие на учете в ВЧК, так пользующиеся доверием, и в данном случае знавшие, кого принимают. Встретили нас гостеприимно, отвели нам отдельную, просторную комнату с отапливаемой русской печью.

Хозяйка угостила нас чаем из самовара, а провожатый принес огромный (не менее 10 кг) каравай черного хлеба. Сообщив нам адрес явки, когда будем готовы к ней, сообщил также, что хлеб, по мере надобности, будет доставлять нам хозяин. Удалился, пожелав нам отдыха и дальнейших успехов.

Мы были ошеломлены. Ошеломило нас не то, что мы начинаем какую-то новую жизнь, не то, что предоставлены в этой жизни самим себе, ошеломил нас… хлеб! Так много хлеба!

Еще в Москве, когда нам сказали, что нас посылают в Самару, «на голод», мы поняли эти слова в буквальном смысле, мы приготовились к неиспытанному еще и ужасному голоданью.

А сейчас мы смотрели друг на друга, смеясь, и ели хлеб безостановочно. Неужели может наступить такой момент, когда человек насытится, когда перестанет хотеть есть хлеб? Ночью у нас болели животы, но, проснувшись утром, мы снова принялись за хлеб. Он занял все наши мысли, он притупил временно нашу энергию.

Опомнившись, мы дали слово друг другу не прикасаться к хлебу до вечера и, завернув в газету, спрятали его подальше от самих себя.

Суровую школу разведывательной работы прошли мы вдвоем с Марой, работая в АРА. Приняли нас туда, как пострадавших от Советской власти девочек знатного происхождения, на должности секретарей-переводчиц. Американцы собрали вокруг себя людей аз бывшего Самарского купечества, а также из не успевших эмигрировать и скрывающихся под подложными паспортами, влиятельных лиц, как при царском, так и при «временном» правительствах.

Наряду с помощью, оказываемую голодающему населению под прикрытием гуманного назначения организации, развернулась контрреволюционная деятельность и экономический шантаж, шпионаж.

Среди всей набранной американцами челяди, прислуживающей им, самыми доверенными и близкими к ним людям, очень скоро оказались мы с Марой. Очевидно, тут сыграла роль наша молодость, незаурядные артистические способности Мары, знание английского языка (в то время это была большая редкость).

Как бы то ни было, но работа наша имела успех. Все проводимые мероприятия Самарской АРА по экономическому шпионажу, по подготовке новой интервенции, стали известны органам Ч.К.

Переписка с Америкой проходила через наши руки, даже секретные пакеты, доставляемые курьерской почтой, не избегали нашей цензуры. Главный уполномоченный Самарской АРА – Шафрот, был выслан за пределы СССР. Одновременно, ряд русских служащих АРА – арестовано. Среди них была арестована и я. Арест мой был необходимо для усыпления бдительности американцев.

Главным уполномоченным АРА вместо Шафрота был назначен молодой и красивый Рональд Аллен. А он ухаживал за Марой, а в дни моего ареста грозился в Горисполкоме спустить в Волгу все запасы продуктов, предназначенных голодающим, если я не буду немедленно освобождена. Сама по себе я, конечно, не играла для него большой роли, но Мара отлично сумела изобразить взволнованную за меня и расстроенную сестру.

Не очень, конечно, интересно было сидеть в подвале Самарского ГПУ вместе с государственными преступниками, но эта моя отсидка в их обществе дала еще дополнительный материал В.Ч.К., т.к. отчаяние толкает иногда людей на откровенность. Мне удалось за время моей отсидки, выведать немало.

Меня чаще всех вызывали на допросы. Я счастлива была «отсидеться» на свободе в кабинете особо уполномоченного ГПУ, попить с ним чай, покурить и «отвести душу».

По настоятельному ходатайству Аллена, «испугавшись» его угроз, и принимая во внимание мой юный возраст, ГПУ отпустило меня на свободу. Всех остальных арестованных отправили в Московское ВЧК. О дальнейшей их судьбе нам в Самаре уже не было известно.

После моего ареста, доверие к нам американцев еще возросло. Аллен почти каждый вечер проводил у нас. Его роман с Марой принес немалую пользу разведке. Когда роман этот подошел до своего апогея, мы обратились с вопросом к нашему уполномоченному СОЧ (виделись мы с ним всегда глухой ночью в условиях лесных) надо ли доводить роман до конца ради дела.

Уполномоченный не на много был старше нас. Его приветливое, всегда улыбающееся нам лицо, внушало доверие. Трудно было даже представить, что он мог быть грозен. Однако, его фамилия внушала врагам трепет, о чем я узнала, когда была арестована. Его советы нам в работе были всегда очень ценны, он никогда не навязывался с ними, предоставляя нам свободу действий и инициативу.

Мы не постеснялись задать ему вопрос прямо: «Надо ли?»

Он подумал немного и ответил просто и ясно: «Не стоит! Старайтесь держаться на уровне флирта. В крайнем случае... пошлите вы его к черту! Вышлем его в Америку, как Шафрота, вот и все!».

В ту же ночь он сообщил нам конфиденциально, что Ленинградская и Самарская СОЧ считаются сейчас на первых местах в СССР.

Самарская СОЧ на первом месте благодаря разведывательной работе в АРА – это наша с Марой работа.

Довольные и возбужденные вернулись мы потайными ходами домой.

Не могу без смеха вспомнить об одном из эпизодов нашей работы в АРА.

Помимо продуктов для голодающих, в распоряжение АРА шли вещевые и продуктовые «подарки», которые они распределяли по своему усмотрению, т.е. исключительно обиженным и угнетенным Советской властью русским.

Нам с Марой Аллен предоставил право составить список этих обиженных и угнетенных по нашему усмотрению.

Через нашего уполномоченного ГПУ мы заручились списком и представили его Аллену.

В АРА за посылками стала приходить самые обыкновенные люди, называя себя бывшими купцами, князьями, графами, на деле мы накормили и одели всех работников Самарского ГПУ с их семьями, которые, кстати сказать, были, в то время, крайне голодны и обтрепаны.

Что бы подумал Аллен, если б нашел на квартире у нашего уполномоченного СОЧ свою банку сгущенного молока, а на его жене платье из американского материала?

Конечно, основная масса посылок была направлена местному голодающему населению.

Сотрудники АРА, не получившие никаких посылок, были весьма недовольны действиями Аллена, считая, что посылки должны были быть распределены между ними.

Аллен не обратил внимания на их жалобы. Он был уверен в нашей справедливости. Кроме того ведь все сотрудники получала хороший паек из американских продуктов ежемесячно.

Неожиданно в Самару, как снег на голову, приехали мама с Олегом и с Константином Ивановичем Крист (51). Говорю «как снег на голову» т.е. ее приезд при той работе, которую мы вели, никак не входил в наши планы.

Бабуля к тому времени умерла, а мама, к нашему не малому удивлению, сочеталась незарегистрированным браком с Константином Ивановичем, который далеко уже не молодой, расстался со своей женой и двумя уже взрослыми дочерьми, полюбив нашу маму. Вот и приехала она к нам на постоянное жительство, покинув Кисловодск. Пришлось срочно с помощью ГПУ устраивать их на отдельной квартире. Американцам мы сообщили, что к нам приехали довольно дальние родственники.

По целому ряду конспиративных соображений, нельзя было выдавать маму за нашу мать, а Олега за брата.

Константин Иванович поступил на работу по своей специальности геологом, Олег пошел в школу. Мама, конечно, поплакала и долго не могла понять, почему ей запрещено приходить к нам. Константин Иванович догадался о причинах. Конечно, он не мог не осуждать нас, но был очень тактичен, и маму утешить умел.

К тому же, к ним мы приходили достаточно часто, приносили свои американские пайки и даже иногда сообща обедали.

Среди приближенных к американцам людей, единственный человек, пользовавшийся некоторой нашей симпатией, был Рачков.

Он впервые приехал в Самару одновременно с американцами, причем каким-то путем приехал из заграницы, где прожил почти всю жизнь, но сам был русским. Привез с собой жену-австралийку и маленького сына Дими. По внешности он походил на героя Джека Лондона: волевой подбородок, умные и хитрые глаза и неизменная трубка во рту. Лет ему было, очевидно, за 30.

В АРА занимал он какую-то хозяйственную должность, причем американцы не только верили ему, как и нам, но, казалось даже, что были у него в каком-то подчинении, во всем считались с ним.

Миссис Рачкова не говорила по-русски, да ей и не было нужды учиться языку. Ее обязанности ограничивались обслуживанием семьи. Добрая и богобоязненная, не очень умная, она вполне удовлетворялась обществом своей семьи. Впрочем, мистер Рачков ввел в свою семью нас с Марой. Мы часто приходили к ним по его приглашению на «five o’clock tea». Было хоть и скучновато с миссис Рачковой, но сам Рачков был интересен и даже загадочен.

С большим юмором он высмеивал своих «хозяев» американцев, приехавших, но его мнению, не столько помогать голодающим, сколько делать «бизнес». Смеялся он и над миссис Рачковой, над ее религиозностью и наивными взглядами на людей и жизнь.

По своим трезвым убеждениям он казался вполне советским, близким к нам, человеком. Что заставило его работать с американцами? Что заставило его, русского человека, так много лет жить за границей?

Почему, наконец, вернувшись на родину, он не стал работать в советских органах? Почему американцы считаются с ним и слушаются его?

Всем этим «почему» мы не могли найти ответа. Рачков не раскрывался перед нами, но, все же, мы его не считали объектом для изучения, мы верили ему.

К нам он относился очень хорошо, называл нас «my boys».

Много можно было бы написать о нашей жизни и работе в Самаре, но и так мои воспоминания затягиваются, а впереди много еще, много лет жизни.

Перед ликвидацией АРА, Аллен предложил Маре выйти за него замуж, и нам обеим уехать в Америку.

Несмотря на то, что Мара не только «разыгрывала» любовь для успеха дела, она искренне увлеклась Алленом (он был очень интересен, умен, красив), конечно, не могло быть никакого сомнения в том, чтоб она, хоть на минуту задумалась над его предложением. Кроме того, нам некогда было в то время, даже посмеяться и поговорить друг с другом о его предложении. До отъезда американцев оставались считанные дни, а работы было уйма. Мы не спали четыре ночи подряд, переводили на русский язык секретный архив, раздобытый нами в уже упакованном для отправки виде. Вскрывать этот архив нам пришлось ночью в несколько необычных условиях.

Помимо нас с Марой, в АРА работало еще несколько человек завербованных ВЧК, но разница состояла в том, что наша работа основывалась на полном доверии к нам органов ВЧК-ГПУ, мы считались их сотрудниками – секретными осведомителями. Остальные же из «бывших» были привлечены на второстепенные роли. Ранее за контрреволюционные грехи они были приговорены большею частью к расстрелу, и работали под страхом этого расстрела. Мы хорошо их знали, и нам даже поручалось следить за ними, но никто из них не имел ни малейшего представления о нашей деятельности в ГПУ. Мы были строго засекречены и от них.

И вот перед самым отъездом понадобилась помощь одного из них, работавшего в АРА комендантом здания, имеющего ключи от самого здания, от всех комнат и потайные от секретных ящиков и сейфов.

Этот комендант получил строжайшее указание уполномоченного СОЧ пропустить нас ночью через потайной ход в контору, предоставить в наше распоряжение все ключи, все отмычки, а самому быть на страже и обеспечить нашу безопасность.

Когда мы встретились с ним ночью, он был так взволнован и просто ошеломлен, что руки у него дрожали, и весь он как-то трясся то ли от страха, то ли от удивления, что две самые близкие американцам девчонки, на которых он не раз указывая уполномоченному ГПУ, как на заядлых контрреволюционеров, вдруг оказались доверенными ГПУ, которым он должен оказывать услуги, которых должен слушать и даже рисковать собой. А перед ГПУ, выходит, остался дураком! Американцы уехали, и мы спешили заканчивать дела в Самаре.

Четыре ночи без сна мы обливали друг другу головы холодной водой, чтоб не уснуть, и пили раздобытый еще в АРА натуральный черный кофе, заваривая его как можно крепче. Только бы не уснуть!

Нужно немедленно выезжать из Самары, торопил нас уполномоченный. У него были сведения, что купечество готовит с нами расправу. Очевидно, какое-то разоблачение просочилось все же в их среду, возможно, от того же коменданта. Хозяин нашей квартиры не спал последнюю ночь, оберегая нас, прислушиваясь к каждому звуку, и не вынимая из кармана револьвер.

Наконец, мы уехали. Не преувеличивая, скажу, что, как залегли мы спать на полках вагона, так и проспали до самой Москвы, и то, нас ели добудились.





49 Американская администрация помощи (American Relief Administration, ARA) – формально негосударственная организация в США, известна своим участием в оказании помощи Советской России в ликвидации голода 1921-1923 годов за счет средств, полученных от благотворительных организаций и фондов. Поставлялись неликвиды из армейских запасов. Помимо разведывательной работы, представители АРА в России использовали ситуацию и для личного обогащения: проводили незаконные валютные операции, скупали драгоценности, золото, предметы церковной утвари, произведения искусства и антиквариат.
50 Василий Иванович Ардаматский (1911 – 1989) – советский журналист, киносценарист, писатель историко-приключенческого жанра патриотической направленности. В 1967 году в журнале «Нева» опубликовал документальный роман «Возмездие» о провале миссии Бориса Савинкова в 1924 году. Создание романа стало возможным благодаря доступу писателя к архивам КГБ
51 Константином Ивановичем Крист – второй муж Лидии Владимировны Барановской