Главная
Мемуары
Галерея
Дерево
Контакты
История
EnglishГлава 3. Общество
Общество в Петербурге разделялось, как и во всех больших городах, на множество слоев. Придворная аристократия держалась наиболее обособленно. Одна принадлежность к титулованному роду, хотя бы древнему, еще не открывала доступа в этот замкнутый, ревниво оберегавшийся круг. Надо было, кроме громкой фамилии, иметь еще хорошие средства и родственные связи. Поэтому дворянство со своей генеалогией, доходившей до отдаленных веков, только в небольшой части принадлежало к придворному кругу. В такой же степени коренное русское дворянство не участвовало в придворной жизни.
Группа высшей бюрократии пополнялось дворянством, поместным и служилым, и людьми, выдвинувшимися благодаря своим способностям, какого бы происхождения они ни были. Далее шел круг крупного и среднего чиновничества, еще более подверженный пополнению выходцами из более скромных слоев.
Мало смешиваясь с другими, держался военный, ученый, торговый, финансовый и литературный мир. Главная же толика интеллигентного населения Петербурга состояла из бесчисленных служащих небольшого достатка, с заработком около 2000 р. заполнявших правительственные канцелярии и конторы разных обществ и предприятий. Далее уже шли ремесленники и рабочие разных категорий.
Крупное и среднее чиновничество состояло по большей части из людей, не обладавших состоянием и живших, главным образом, на свой служебный заработок.
Необходимым условием успеха в этой среде было образование. Поэтому прилагались все усилия, чтобы мужская молодежь выходила на жизненную арену вооруженной знаниями и обязательно имела диплом какого-нибудь высшего учебного заведения. Девушки шли иногда на доступные им педагогические или медицинские курсы, но, по большей части, ограничивались выездами «в свет», т.е на балы, вечера, дневные чаи и в театр. Чтобы заполнить остававшееся свободное время барышни занимались музыкой, рисованием или языками, обычно без особого прилежания, а потому и без серьезных результатов. Французский язык в обществе был очень распространен. Действительно хорошо его знали немногие, но обойтись без французского языка в пределах, необходимых для салонной болтовни, было нельзя, и незнание его ставило в неудобное положение.
Красивые и интересные девушки, конечно, не засиживались долго и выходили замуж, участь же большинства барышень, не обладавших ни внешними преимуществами, ни средствами, была незавидной. Молодые люди избегали ранних браков, так как при наплыве в столицу людей, стремившихся создать себе положение, развивалась сильная конкуренция. Сносно устроиться и иметь приличный заработок было вовсе нелегко. Брака, лет до 30-ти, боялись как огня; его заменяли связи с замужними женщинами или наемная любовь; да и после 30-ти летнего возраста вступали в брак с осторожностью. Раз дочери подрастали, родителям все же надо было делать попытки выдать их замуж, заводить у себя приемы и держать «открытый дом». У людей, занимавших хорошие квартиры, устройство танцевального вечера не влекло за собой коренного нарушения всего жизненного уклада. Там же, где не было свободной залы, приходилось вытаскивать мебель из гостиной, убирать постели из спален и ставить весь дом вверх дном.
Надо сказать, что в то время приглашать посторонних в комнату, где стояли кровати, считалось неприличным. Единственно, с чем мирились, - это с отделением собственно спальни сплошной занавесью или ширмами от передней части комнаты, служившей маленькой гостиной или будуаром.
У одних знакомых, с тремя девицами на выданьи, квартира состояла всего из четырех комнат, хотя они жили в собственном доме. Правда, все комнаты были большие. Мобилизация обстановки была поставлена на большую высоту, и гостям, которые собирались часто, была открыта вся квартира, за исключением части комнаты, занятой кроватями дам.
Барышни на вечера приезжали одни, без старших только к очень близким знакомым. В виде общего правила их сопровождали мамаши, которые или усаживались за карты, или занимали места вдоль стен, наблюдая за танцами. Внимание мамаш было изощрено, ничто не оставалось незамеченным, и соперницы дочерей подвергались суровой критике.
В годы моей молодости из танцев были в моде вальс, мазурка, котильон; простая кадриль уже отживала свой век. Вальс при тогдашних платьях был красивым танцем, но от танцоров требовалась значительная ловкость, чтобы не наступить на мелькающий шлейф или своей дамы, или соседней пары.
На столах в столовой и в зале сервировались фрукты и прохладительное питье: морс, оршад. Танцевали до и после ужина, разъезжались часа в четыре. Садясь за ужин, в большинстве домов чиновного круга можно было наперед угадать меню. Несколько закусок, заливная осетрина, дичь на жаркое и мороженое неизменно появлялись всюду. Зависело это от того, что большинство кухарок особым знанием своего дела и расторопностью не отличалась. Рыбу же можно было приготовить заранее, мороженое заказать в кондитерской, оставалось только зажарить дичь.
Трудно было родителям вывозить девиц; средств не хватало, женихи не поддавались приманке, и начинали бедные барышни увядать, блекнуть и переходить в безнадежную категорию старых дев. В этом отношении на 30-х годах прошлого века (1) отражались еще нравы крепостного времени, когда труд считался уделом кого угодно, но только не воспитанных девиц.
В тех домах, где много собирались, и не было танцевальных вечеров, общество привлекали карты. Съезжались часу в девятом к чаю и, по мере подхода партнеров, составлялись партии. Господствовал винт. Играли и по крупной, и по маленькой на разных столах. За карты брались также молодые дамы и барышни. Некоторые из них играли хорошо и довольно крупно, большинство же смотрело на винт, как на один из видов флирта. Роббера тянулись долго, так как игра прерывалась разговорами, пожалуй, более непринужденными, чем в гостиных, так как вести разговор за картами было не обязательно, и всегда можно было перейти к игре.
В тех домах, где для игры часто собиралось большое общество, ужинов обычно не давали, а на подносах разносились чашки с бульоном и «сандвичами» - маленькими бутербродами. Пользоваться при этом не лакеями, а женской прислугой не было принято, и горничные подавали на стол лишь в семейной обстановке или в более скромных домах.
Привычки крепостного времени заметно отражались еще на количестве прислуги. Повар или кухарка, няня при дочерях, горничная для уборки комнат, лакей для подачи к столу, а часто еще и выездной, составляли обычный штат состоятельного дома.
В семьях с ограниченными средствами редко обходились менее, чем с двумя прислугами, а одной только кухаркой довольствовались совсем небогатые люди.
Потребность в значительном числе служащих вызывалась, во-первых, размерами квартир, более обширных, чем теперь, а затем привычкою обращаться к прислуге за всяким пустяком. Сплошь и рядом хозяйка тянулась к звонку, вызывала горничную или лакея и просила подать оставленные в другом конце той же комнаты носовой платок или чашку. Это было в обычае и никого не удивляло. Одеваться без помощи горничной дамы также не умели. Отношения между хозяевами и прислугой складывались порой очень патриархально. Няня, горничная, лакей жили на том же месте десятками лет, входили во все интересы семьи и становились ее членами. В большинстве же случаев работники домашнего труда представляли собой текучий элемент, находившийся с хозяевами в настороженных, а то и неприязненных отношениях. Неблагодарность кухарок и горничных являлась одной из любимых тем дамского разговора в интимном кругу; наряду с этим, прислуга перемывала все кости придирчивых господ или на кухне, или, ощущая потребность в более обширной аудитории, отправлялась в соседнюю молочную лавочку, заменявшую клуб.
В общем, положение прислуги было незавидно из-за непрочности службы и необеспеченной старости. Силы уходили, связь с деревней оказывалась порванной, и приходилось старикам вести нищенское существование. Заговорив о людях, услугами которых пользовались зажиточные классы общества, надо упомянуть еще о нескольких категориях петербургского населения. В большинстве домов, на каждом парадном подъезде жили швейцары, помещавшиеся в небольших комнатушках под лестницей. Кроме жалования от домохозяев, швейцары имели побочные доходы от чаевых за открывание дверей в ночное время. Швейцар, умевший держать язык за зубами, выручал порядочно: платил подгулявший жилец, не желавший, чтобы знали о его возвращении в нетрезвом виде, платили дамы, принимавшие в отсутствии мужа друзей сердца, платили и сами друзья. Не хуже швейцара знали интимную обстановку жизни жильцов дворники, присматривавшие также за их благонадежностью.
Дворники разносили дрова по квартирам, убирали сор, мели улицы и дежурили на них днем в фартуке с номерной бляхой на груди, а ночью сидели у ворот. У спящих на дежурстве городовые снимали шапки; за ними утром приходилось идти в участок и платить штраф. Городская Дума, которой не нравилось, что на дворников возлагаются полицейские обязанности, опротестовала в Сенат постановление Градоначальника об уличном дежурстве. Дело тянулось долго и не помню, чем кончилось. Кроме дежурства дворники обязаны были доставлять в участки пьяных. Забирались или производившие дебош, или окончательно сбитые с ног водкою. В частях города, заселенных мастеровыми, под праздник лежало на улицах в живописном беспорядке много таких упившихся до бесчувствия. Их укладывали поперек извозчики и отвозили в участок, где они и оставались до вытрезвления.
Близко, если не к квартирантам, то к домовой прислуге стояла мелочная лавочка, в которой продавались хлеб, овощи, молоко, квас, огурцы, керосин, свечи, мыло, спички. На центральных улицах, кроме главных, мелочных лавочек было много: они попадались через три-четыре дома. Горничные флиртовали там с приказчиками, кухарки в благодарность за забор товара, получали от хозяина небольшие подарки. Между делом представительницы прекрасного пола сообщали там свежие домашние сплетни, которые или замирали тут же или расходились по дому. Все зависело от важности события или таланта рассказчика.
Кроме всех этих непременных спутников жизни петербуржца, немалое значение для него имели извозчики. Недостаточная сеть конок, дальность расстояний и дожди, разводившие грязь на улицах, заставляли часто пользоваться услугами извозчиков. На углах людных улиц стояли лихачи. У них были хорошие лошади и экипажи. Брали их за дорогую плату, чтобы прокатиться по Невскому или на острова. Для вечерних поездок в загородные рестораны пользовались зимой тройками, вызывая их из определенных извозчичьих дворов. Троечные сани умещали человек шесть. И лихачи, и тройки брались людьми со средствами, желавшими покутить. Для обычной же деловой езды служили извозчики, работавшие от хозяев или за свой счет. Те, которые ездили от хозяина, имели готовое помещение и обязаны были привозить в день определенную сумму, оставляя себе излишек выручки или докладывая из кармана в незадачливые дни. Многие хозяева имели до десятка выездов, порядочно зарабатывали на этом.
В зимнее время наезжало в Петербург из ближних губерний много крестьян, занимавшихся извозом от себя. Часть их оставалась и на лето. Пролетки у них были плохие, санки такие узкие, что сидеть в них вдвоем можно было, только застегнувшись полостью, которая не давала упасть. Лошадки, разбитые на ноги, больше крутили хвостами, чем двигались вперед. Чтобы скоротать время в пути такие извозчики любили заводить разговор с седоками, рассказать о своем деревенском житье, о ценах на овес и других, интересующих их предметах. Беседы эти велись по большей части без всякой задней мысли, просто из желания поговорить, но встречались «психологи», которые вели жалостные речи с умыслом получить лишний пятачок при расчете. Город такие временные извозчики знали плохо, завозили рассеянного ездока совсем не туда, куда надо, и обладали определенной страстью пересекать улицу перед самой конкой или дышлом быстро едущей кареты. Обычными седоками таких возниц, бравших дешевле других извозчиков, были дамы. Экономя на плате, они вместе с тем были полны глубокого недоверия к талантам везущего, и при всяком рискованном переезде или раскате санок они начинали или кричать, или долбить извозчика кулаками в спину. Толчки эти через толстый армяк на вате еле доходили до спины, но, случалось, надоедали извозчику, который тогда подъезжал к панели, приговаривая: «Выходи барыня! Я щекотки не люблю!». После этого начинались длинные объяснения, удовлетворявшие обе стороны, и поездка продолжалась.
За конец извозчику платили 20-30 коп., а усердно торговались с извозчиком дамы. По этому поводу ходил такой анекдот: «Извозчик, на Васильевский!» - «Пожалуйте сударыня за четвертачок!» - «Что Ты, что Ты! И пятиалтынного довольно, туда всего два шага!» - «Эх, барынька! Так шагать будешь, нутро себе разорвешь!» Читатель поймет, что из соображений благопристойности я не ввел должной точности в полученный дамою ответ.
При градоначальнике Грессере (2) стали требовать от извозчиков лучших запряжек и знания правил езды. Городовые записывали номера провинившихся; за этим следовал вызов в участок и небольшой штраф. Заметив, что городовой начинает всматриваться в номер, извозчик старался прикрыть его, нахлестывал лошадь и, заворачивая за первый угол, показывал городовому кулак, приговаривая со злобой: «У, фараон, желтоглазый!»
Это прозвище уязвляло городовых сильнее всякой другой брани. Как ни странно, на похороны Грессера, наводившего строгие порядки, явилось очень много извозчиков, ездивших от хозяев. «Штрафовать то он штрафовал, но зато не позволял хозяевам нас обижать и обсчитывать», - объясняли они.
Вспоминая старый Петербург, нельзя представить его себе без ряда «ванек» вдоль тротуаров. В этой кличке, дававшейся извозчикам заглазно, было гораздо больше добродушия, чем пренебрежения, да и за что было пренебрежительно относиться к этому люду, который развозил трусцой денно и нощно седоков по всему городу на своих дребезжащих пролетках или неудобных санках, вымокая под дождем и греясь в зимние ночи у разложенных кое-где на улицах костров.
Как я уже упоминал, посещение знакомых в Петербурге было сильно развито, клубы же не играли большой роли в общественной жизни. Наиболее избранное общество встречалось в Яхт-клубе на Большой Морской, попасть в который было очень трудно. В этом клубе узнавались последние политические новости, сплетни из придворной жизни и ожидаемые перемены в составе правительства.
Второе место занимал английский клуб, заполнявшийся крупными лицами из чиновного мира. В Сельскохозяйственном клубе преобладали врачи, адвокаты и чиновники средних рангов. Последнее место занимали благородное собрание и немецкий шустер-клуб, в которых процветала карточная игра, заканчивавшаяся частыми скандалами.
Несравненно большее значение, чем клубы, имели в Петербургской жизни - театры. В Мариинский театр, где опера чередовалась с балетом, попасть было трудно, так как большинство билетов была разобрана по абонементам, возобновлявшихся из года в год теми же самыми лицами. Помимо интереса, который представляли собою оперные и балетные спектакли, усиленный разбор абонементов объяснялся также модой.
Появляться в Мариинском театре считалось признаком хорошего тона. На неабонированные места было также большое требование. Студенчество становилось в очередь с рассветом, и хвосты у кассы Мариинского театра, по справедливости, могут считаться родоначальниками очередей, которые всем пришлось испытать впоследствии.
Неизвестно какими путями, вероятно, в результате стачки с кассиром, порядочное количество билетов оказывалось в руках барышников. Стоило после неудачного посещения кассы театра, выйти на площадь и, остановившись у подъезда, начать осматриваться, как из-за угла появлялась личность в чуйке и высоких сапогах, услужливо предлагавшая билет за полуторную цену. Если же спектакль был особенно интересен, то брали и много дороже. Под влиянием прессы, много писавшей о злоупотреблениях с театральными билетами, бывали периоды, когда барышники боялись показываться открыто. Тогда любители оперы разыскивали их неподалеку от театра в трактире, игравшем роль билетной биржи. Особенно хорошую поживу доставляли барышникам провинциалы, непременно хотевшие побывать в Мариинском театре, чтобы затем рассказывать дома о своих впечатлениях, и рассказывать было о чем.
В 90-х годах пел Фигнер (3), еще не спавший с голоса, его жена Медея Мэй (4), тонкая артистка с прекрасным голосом, очаровательная Мравина (5), великолепные контральто Долина (6) и Славина (7), красавец Яковлев (8) - лучший из виденных мною Онегиных, Стравинский (9), создавший образ Фарлафа в «Руслане», и другие. Для повышения интереса к спектаклям во второй половине зимы приглашались заграничные гастролеры с крупными именами: братья Решке (10), Больска (11), громоздкая Литвин (12), с большим голосом, но малосценичной внешностью из-за чрезмерной полноты. Бессменным оперным дирижером был Направник (13), гроза артистов, не прошедших хорошей школы.
Из года в год зимой приезжала итальянская опера. Конечно, хор, оркестр и постановки были слабее, чем на Мариинской сцене, но солисты были первоклассные: тенора Мазини (14), Томаньо (15) и Карузо (16), сопрано Зембрих (17) и Арнольдсон (18), баритон Батистини (19), - все они были известны и в Европе и в Америке.
В 80-х годах наши композиторы - Римский-Корсаков, Бородин, кои считались еще смелыми новаторами, достоинства их не были общепризнанными и проводником таких опер как «Садко» являлась частная Московская опера, получавшая субсидии от богатого купца Мамонтова (20). Эта опера также приезжала зимой в Петербург на гастроли.
Труппа Александринско-го театра возглавлялась такими артистами, как Савина (21), Абаринова (22), Жулева (23), Стрельская (24), Давыдов (25), Варламов (26), Сазонов (27). Они всем известны по многочисленным воспоминаниям театралов.
Особое положение в Александринской труппе занимал Т.Ф. Горбунов. В пьесах, и то на вторых ролях, он выступал редко, но пользовался большою популярностью как рассказчик. Темы он брал из действительной жизни, прекрасно умея подмечать смешное, и освещал рассказ своеобразным юмором. Ходячее выражение: «От хорошей жизни не полетишь!» взято из его рассказа о размышлениях толпы при полете воздушного шара. – «Кто летит?» - «Портной летит.» - «Чего ему летать?» - «Знамо от долгов! От хорошей жизни не полетишь!».
В другом рассказе ямщик, свернув седока с косогора, говорит, почесывая затылок: «Кажинный раз на энтом самом месте!». Эта фраза тоже входила в разговорный обиход.
Горбунов был находчив и не лазил за словом в карман. На одном из спектаклей его приятель и собутыльник, инженер Соколов, носивший редкое имя Помпея, сидя в первом ряду, забавлялся тем, что подогревал аплодисментами публику и без того склонную требовать от Горбунова бесконечных повторений. Несмотря на сердитое подмигивание артиста, Соколов не унимался и хлопал еще больше. Тогда Горбунов вышел и, переиначив рассказ о каком-то пьянице, начал его словами: «Эх, Помпей, говорю; ты не пей, говорю!». Многие из присутствующих знали Соколова по имени и начали смеяться. Смеялся и Соколов, но более повторений не требовал.
До Александра II как-то дошло, что Горбунов очень забавно изображает интимный завтрак в царской семье. Вызвали Горбунова, не объясняя причины, в Крым, пригласили на завтрак во дворец, а после завтрака за кофе, как Горбунов не упирался, а ему пришлось повторить свой рассказ. Он выговорил себе только право начать, для храбрости не со злосчастного завтрака, а с чего-то другого.
Подвели Горбунова и при Александре III, заставив в присутствии Государя повторить рассказ о купчике, вышедшем на прогулку «довольно равнодушно, никого не трогая», но затем напившемся и попавшем к мировому судье. «Ну и что же?» - спрашивает купца приятель. «Известно, что: по указу Его (подразумевается Императорского Величества) и т. д., засадить раба божия под арест на месяц», - отвечает купец. Эту фразу Горбунов произнес с большим страхом, так как Александр III не любил шуток, касающихся Императорской власти. Дело, однако, обошлось вполне благополучно, и Горбунов получил подарок.
Горбунов любил русскую старину и прекрасно изучил средневековый русский письменный стиль. К сожалению, этого талантливого человека часто приглашали в богатые дома для рассказов и спаивали там за ужином.
Так как в Петербурге играли артисты со сложившимися репутациями, то случаи неожиданно возникавших театральных карьер были редки. Одним из исключений в этом отношении оказался Орленев (28). Молодой артист Малого Театра Суворина (29), не шедший дальше небольших ролей, неожиданно изумил всех мастерским исполнением заглавной роли в пьесе Алексея Толстого «Царь Федор Иоаннович». Сборы «Царь Федор» сделал громадные, и Орленева перевидал весь Петербург.
Большим успехом среди фешенебельного круга пользовался Михайловский театр (30), в котором играла казенная французская труппа. В ее составе имелись хорошие драматические актеры: Гитри (31), Лина Мент и изящный Вальбель. Главными исполнителями комических ролей были Итманс, Андрис, игравший жуиров и Балетта - кокоток.
Каждую субботу ставили новую пьесу; шли больше водевили, чем серьезные пьесы. Французы играли весело и живо, не подчеркивая двусмысленностей, но позволяя себе вещи, невозможные в других казенных театрах: то Итманс и Андрис, укладываясь спать, разгуливали по сцене в ярких шелковых, правда, очень прилично сшитых кальсонах, то Балетта начинала раздеваться, оставаясь лишь в нижнем белье. Дамы посещали эти спектакли усердно, но барышень с собой не брали. Публика на водевилях веселилась, и спектакль шел под непрерывный смех зрительного зала.
Места летних развлечений были многочисленны, но довольно однообразны.
Основой благополучия загородных садов являлись рестораны. На открытой сцене шли эстрадные номера, а в закрытом театре или в помещении с крышей, но без боковых стен - оперетта.
Ансамбль в опереттах был большей частью не дурной. Приезжали как-то и создательницы опереточного жанра, знаменитых в свое время французские артистки Жюдик (32) и Монбазон. Они были далеко не молоды, но игра их отличалась изяществом, и рискованные места проводились весело, без тех подчеркиваний, на которые были так падки некоторые наши артистки.
Загородные сады заполнялись «соломенными вдовцами» (33), отправлявшими семьи на дачи и не знавшими, куда деться вечером.
Кончались спектакли поздно, многие оставались еще в садах ужинать, и в бледные Петербургские ночи публика с помятыми и усталыми лицами тянулась на меланхолических извозчичьих клячах с окраин города домой, чтобы утром, плохо выспавшись, приняться за каждодневную работу.
Мое описание касалось развлечений среднего петербуржца. Много труднее говорить о его занятиях, так как здесь было больше разнообразия и индивидуальных оттенков.
Те, кому при наличии недурных способностей удавалось обосноваться в Петербурге, достигали на пятом десятке оклада в 3-3,5 тысячи рублей. Дальше этого дело не шло и, поставив детей на ноги, старики уходили в отставку на пенсию тысячи в полторы. Люди непредприимчивые дорожили службой, несмотря на даваемое ею скромное обеспечение, так как лишить места чиновника, не имеющего за собой серьезных провинностей, было очень трудно. Затем, хотя и скудно, но, все же, старость была обеспечена пенсией. Тем же, кто не довольствовался обычной долей и хотел добиться лучшего положения, приходилось очень много работать. При частой смене руководящих взглядов таким карьеристам нельзя было думать о выработке самостоятельного мировоззрения. Дело сводилось к уменью успешно разбираться в сложных вопросах и гладко излагать свои мысли в желательном направлении для начальства. Особенного мастерства в этом отношении достигала канцелярия Государственного Совета (34). В нее набирались способные люди с бойким пером, которые могли убедительно писать о чем угодно и приводить соображения по самым специальным вопросам.
Другой отличительной чертой Петербургского чиновничества было незнание жизни своей страны, так как ехать в провинцию даже на хорошие места они боялись, а вернуться из губернии на службу в столицу было трудно. Централизуя управление и не обладая аппаратом, знакомым, как следует, с местными нуждами, Петербург брал на себя задачу руководить страною во всем, до мелочей; непосильность ее сказывалась при потрясениях государственной жизни.
Особенностью нравов того времени было развитое чинопочитание и любовь к чинам и знакам отличия. Этой слабостью служилое сословие, как говорят, отличалось в особенности при Николае I, но она не пропала и при его приемниках. Люди с крупным положением ждали очередных лент и звезд, повышавших их общественный вес. Чиновник средней руки мечтал о трудно для него достижимом звании «Превосходительства», военные при отставке добивались чина Генерал-майора, также связанного с титулом «Превосходительства», и дававшем право носить цветные отвороты на пальто и широкие, яркие лампасы на брюках.
Маленький орденок Станислава или Анны в петлице заставлял какого-нибудь помощника делопроизводителя мириться с многими невзгодами существования и, предоставляя личное дворянство, давал возможность смотреть с высока на соседа купца, жившего много сытнее.
Для крупных промышленников и торговцев большой приманкой было звание «Коммерции» или «Мануфактур советника», купцы помельче довольствовались званием «Потомственного почетного гражданина» и медалями на шее на орденских лентах. Потребность во внешних отличиях, впрочем, присуща человеческой природе, и ордена существуют в странах с самыми разнообразными режимами. Кажущимся исключением является Северная Америка, граждане которой орденов не носят, но и там разные общества придумывают фантастические формы. Люди с некоторым весом присваивают себе произвольно звание полковника, а богатые янки гоняются за титулованными женихами разных наций. Если стремление выделяться можно считать естественным, то, конечно, подмена дарований и способностей чинами и орденами была явлением, не приносившим стране ничего хорошего.
С открытием Государственной Думы и включением в Государственный Совет выборных членов, удельный вес чиновничества в жизни страны сильно уменьшился. Приходилось следить за думскими прениями, давать объяснения в комиссиях Государственной Думы и иногда выслушивать неприятную критику. Служба стала беспокойной и неприятной. Как бы отразился этот сдвиг, в конечном счете, сказать трудно, так как надвинулись война и революция, неизмеримо сильнее отразившиеся на общественных отношениях.
1 Имеется в виду XIX век.
2 Пётр Аполлонович Грессер (1833—1892) – генерал-адъютант, генерал-лейтенант русской императорской армии (1883), в 1871-1878 гг. волынский губернатор, в 1882-1883 гг. санкт-петербургский обер-полицмейстер, затем градоначальник. При нём в Санкт-Петербурге построена Центральная одиночная тюрьма «Кресты», осуществлено электрическое освещение части Невского проспекта.
3 Николаай Николааевич Фигнер (1857 – 1918) – знаменитый русский оперный певец (тенор), антрепренер, вокальный педагог, муж певицы М. И. Фигнер. Искусство этого певца сыграло важную роль в развитии всего отечественного оперного театра.
4 Медея Ивановна Фигнер (урождённая Амедея Мей Дзоваиде, итал. Medea Mei-Figner; 1859 – 1952, Париж) – итальянская и русская певица (меццо-сопрано), заслуженная артистка РСФСР.
5 Евге́ния Мра́вина (настоящее имя Евгения Константиновна Мравинская; 1864 – 1914) – русская оперная певица (лирико-колоратурное сопрано), солистка Мариинского театра, тётка дирижёра Евгения Мравинского
6 Мария Ивановна До́лина (настоящая фамилия Саюшкина, в замужестве Горленко; 1868 – 1919) – российская певица (контральто), после 1904 г. оставила оперную карьеру, но продолжала выступать с концертами, в том числе во Франции, Чехии, Германии, исполняя русскую академическую и народную музыку (циклы «Русская песня», «Славянская песня»)..
7 Славина Мария Александровна (в замужестве баронесса Медем, 1858 – 1951) – русская оперная певица и педагог, меццо-сопрано, обладала гибким и мощным голосом «бархатистого» тембра и виртуозной техникой. В 1902 году удостоена звания «Заслуженная артистка Императорских театров».
8 Леонид Георгиевич Яковлев (1858 – 1919) – известный российский певец-баритон.
9 Стравинский Фёдор Игнатьевич (1843 – 1902) – русский оперный певец (бас) польского происхождения, отец композитора Игоря Фёдоровича Стравинского.
10 Ян Мечислав Решке (польск. 1850 – 1925) – польский оперный певец (баритон, позднее – тенор, лирико-драматический тенор), крупнейшая звезда оперы конца XIX века.
11 Аделаида Больская (польск. Adela Bolska,1863 – 1930) – русская оперная певица (лирическое сопрано) и вокальный педагог.
12 Француаза Жанна Васильевна Литвинова (в девичестве Шутц), сценическое имя Фелия Литвин (1861 – 1936) – сопрано.
13 Эдуард Францевич Направник (1839 – 1916) – чешский и российский композитор, дирижёр. В течение почти пятидесяти лет он занимал пост главного дирижёра Мариинского театра, под его управлением состоялись премьеры практически всех создававшихся в то время русских опер.
14 Анджело Мазини (1844 – 1926) – итальянский оперный певец (тенор).
15 Франческо Таманьо (итал. Francesco Tamagno, 1850 – 1905) – итальянский оперный певец (тенор). Согласно Музыкальной энциклопедии, его признают одним из лучших теноров в истории оперного театра
16 Энрико Карузо (итал. Enrico Caruso; 1873 – 1921) – великий итальянский оперный певец (тенор), легенда вокального искусства XX века
17 Марчелла Зембрих (Марцелина Пракседа Коханьская, по мужу – Штенгель; 1858 – 1935) – польская певица (колоратурное сопрано), принадлежащая к плеяде таких знаменитых певиц, как Патти, Нильсон, Лука, в Петербурге и Москве Зембрих пела с 1880 с громадным успехом.
18 Сигрид Арнольдсон (Sigrid Arnoldson; 1861 – 1943) – шведская оперная певица (сопрано) и музыкальный педагог; неоднократно гастролировала в итальянской опере в Москве, Санкт-Петербурге, Варшаве и других европейских городах.
19 Маттиа Баттистини (Mattia Battistini; 1856 – 1928) – итальянский оперный певец, баритон, приверженец школы так называемого «сладкого» пения, мастер бельканто.
20 Савва Иванович Мамонтов (1841 – 1916) – потомственный предприниматель, крупный промышленник, меценат, обладал незаурядными талантами, занимался скульптурой, писал либретто для спектаклей, выступал в качестве актера и режиссера. С его именем связаны имена Репина, Поленова, Серова, Врубеля, братьев Васнецовых, Остроухова, Нестерова, Малютина, Неврева, Антокольского. Его энергии и личной одаренности обязаны своим происхождением такие важнейшие явления русской культуры второй половины XIX века, как Абрамцевский кружок и Московская частная русская опера, на сцене которой впервые выступил Шаляпин
21 Савина Мария Гавриловна (1854 – 1915) – великая русская актриса
22 Антонина Ивановна Абаринова (настоящая фамилия Рейхельт; 1842 – 1901) – российская оперная певица (контральто, впоследствии меццо-сопрано) и драматическая актриса.
23 Екатерина Николаевна Жулева (по мужу Небольсина; 1830 – 1905) – русская драматическая актриса
24 Варвара Васильевна Стрельская (настоящая фамилия – Старова, по мужу – Стуколкина, 1838 – 1915) – русская драматическая актриса
25 Владимир Николаевич Давыдов (настоящие имя и фамилия – Иван Николаевич Горелов; 1849 – 1925) – российский и советский актёр, театральный режиссёр, педагог, Заслуженный артист Императорских театров, Народный артист Республики
26 Константин Александрович Варламов (1848 – 1915) – русский актёр, заслуженный артист Императорских театров. Сын А. Е. Варламова – известного русского композитора
27 Николай Фёдорович Сазонов (1843—1902) – русский артист Александринского театра.
28 Павел Николаевич Орленев (настоящая фамилия – Орлов; 1869 – 1932) – русский актёр, народный артист Республики (1926)
29 Театр Суворина – петербургский драматический театр, в 1895 — 1917 годах располагавшийся в здании бывшего Апраксинского театра на Фонтанке, построенном в 1876–1878 архитектором Л. Фонтана. Театр всегда назывался Суворинским (или Малым) театром, после смерти Суворина в 1912 году, он стал официально носить его имя. В 1919 году преобразован в Большой драматический театр
30 Санкт-Петербургский ордена Ле́нина государственный академический театр оперы и балета им. М. П. Мусоргского – Миха́йловский театр – театр оперы и балета в Санкт-Петербурге, один из значимых музыкальных театров России. Открыт в 1833 году, располагается в центре Санкт-Петербурга в историческом здании на площади Искусств (б. Михайловской)
31 Люсьен Гитри́ ( Lucien Germain Guitry, 1860 – 1925) – знаменитый французский актер и драматург . Самый популярный актер своей эпохи. Был партнером по театру Сары Бернар, создатель выдающихся образов, принесших ему ряд международных триумфов, с 1885 принят в Петербургский Михайловский театр.
32 Анна Жюдик (Anna Judic; настоящее имя Анна-Мари-Луиза Дамьен, 1850 – 1911) – французская опереточная певица и шансонетка. С 1875 года не раз выступала в России, в том числе в Санкт-Петербурге.
33 Соломенный вдовец – мужчина, живущий длительное время отдельно от жены по причине, зависящей от неё
34 Государственный совет – высший законосовещательный орган Российской империи в 1810—1906 годах и верхняя палата законодательного учреждения Российской империи в 1906—1917 годах
Группа высшей бюрократии пополнялось дворянством, поместным и служилым, и людьми, выдвинувшимися благодаря своим способностям, какого бы происхождения они ни были. Далее шел круг крупного и среднего чиновничества, еще более подверженный пополнению выходцами из более скромных слоев.
Мало смешиваясь с другими, держался военный, ученый, торговый, финансовый и литературный мир. Главная же толика интеллигентного населения Петербурга состояла из бесчисленных служащих небольшого достатка, с заработком около 2000 р. заполнявших правительственные канцелярии и конторы разных обществ и предприятий. Далее уже шли ремесленники и рабочие разных категорий.
Крупное и среднее чиновничество состояло по большей части из людей, не обладавших состоянием и живших, главным образом, на свой служебный заработок.
Необходимым условием успеха в этой среде было образование. Поэтому прилагались все усилия, чтобы мужская молодежь выходила на жизненную арену вооруженной знаниями и обязательно имела диплом какого-нибудь высшего учебного заведения. Девушки шли иногда на доступные им педагогические или медицинские курсы, но, по большей части, ограничивались выездами «в свет», т.е на балы, вечера, дневные чаи и в театр. Чтобы заполнить остававшееся свободное время барышни занимались музыкой, рисованием или языками, обычно без особого прилежания, а потому и без серьезных результатов. Французский язык в обществе был очень распространен. Действительно хорошо его знали немногие, но обойтись без французского языка в пределах, необходимых для салонной болтовни, было нельзя, и незнание его ставило в неудобное положение.
Красивые и интересные девушки, конечно, не засиживались долго и выходили замуж, участь же большинства барышень, не обладавших ни внешними преимуществами, ни средствами, была незавидной. Молодые люди избегали ранних браков, так как при наплыве в столицу людей, стремившихся создать себе положение, развивалась сильная конкуренция. Сносно устроиться и иметь приличный заработок было вовсе нелегко. Брака, лет до 30-ти, боялись как огня; его заменяли связи с замужними женщинами или наемная любовь; да и после 30-ти летнего возраста вступали в брак с осторожностью. Раз дочери подрастали, родителям все же надо было делать попытки выдать их замуж, заводить у себя приемы и держать «открытый дом». У людей, занимавших хорошие квартиры, устройство танцевального вечера не влекло за собой коренного нарушения всего жизненного уклада. Там же, где не было свободной залы, приходилось вытаскивать мебель из гостиной, убирать постели из спален и ставить весь дом вверх дном.
Надо сказать, что в то время приглашать посторонних в комнату, где стояли кровати, считалось неприличным. Единственно, с чем мирились, - это с отделением собственно спальни сплошной занавесью или ширмами от передней части комнаты, служившей маленькой гостиной или будуаром.
У одних знакомых, с тремя девицами на выданьи, квартира состояла всего из четырех комнат, хотя они жили в собственном доме. Правда, все комнаты были большие. Мобилизация обстановки была поставлена на большую высоту, и гостям, которые собирались часто, была открыта вся квартира, за исключением части комнаты, занятой кроватями дам.
Барышни на вечера приезжали одни, без старших только к очень близким знакомым. В виде общего правила их сопровождали мамаши, которые или усаживались за карты, или занимали места вдоль стен, наблюдая за танцами. Внимание мамаш было изощрено, ничто не оставалось незамеченным, и соперницы дочерей подвергались суровой критике.
В годы моей молодости из танцев были в моде вальс, мазурка, котильон; простая кадриль уже отживала свой век. Вальс при тогдашних платьях был красивым танцем, но от танцоров требовалась значительная ловкость, чтобы не наступить на мелькающий шлейф или своей дамы, или соседней пары.
На столах в столовой и в зале сервировались фрукты и прохладительное питье: морс, оршад. Танцевали до и после ужина, разъезжались часа в четыре. Садясь за ужин, в большинстве домов чиновного круга можно было наперед угадать меню. Несколько закусок, заливная осетрина, дичь на жаркое и мороженое неизменно появлялись всюду. Зависело это от того, что большинство кухарок особым знанием своего дела и расторопностью не отличалась. Рыбу же можно было приготовить заранее, мороженое заказать в кондитерской, оставалось только зажарить дичь.
Трудно было родителям вывозить девиц; средств не хватало, женихи не поддавались приманке, и начинали бедные барышни увядать, блекнуть и переходить в безнадежную категорию старых дев. В этом отношении на 30-х годах прошлого века (1) отражались еще нравы крепостного времени, когда труд считался уделом кого угодно, но только не воспитанных девиц.
В тех домах, где много собирались, и не было танцевальных вечеров, общество привлекали карты. Съезжались часу в девятом к чаю и, по мере подхода партнеров, составлялись партии. Господствовал винт. Играли и по крупной, и по маленькой на разных столах. За карты брались также молодые дамы и барышни. Некоторые из них играли хорошо и довольно крупно, большинство же смотрело на винт, как на один из видов флирта. Роббера тянулись долго, так как игра прерывалась разговорами, пожалуй, более непринужденными, чем в гостиных, так как вести разговор за картами было не обязательно, и всегда можно было перейти к игре.
В тех домах, где для игры часто собиралось большое общество, ужинов обычно не давали, а на подносах разносились чашки с бульоном и «сандвичами» - маленькими бутербродами. Пользоваться при этом не лакеями, а женской прислугой не было принято, и горничные подавали на стол лишь в семейной обстановке или в более скромных домах.
Привычки крепостного времени заметно отражались еще на количестве прислуги. Повар или кухарка, няня при дочерях, горничная для уборки комнат, лакей для подачи к столу, а часто еще и выездной, составляли обычный штат состоятельного дома.
В семьях с ограниченными средствами редко обходились менее, чем с двумя прислугами, а одной только кухаркой довольствовались совсем небогатые люди.
Потребность в значительном числе служащих вызывалась, во-первых, размерами квартир, более обширных, чем теперь, а затем привычкою обращаться к прислуге за всяким пустяком. Сплошь и рядом хозяйка тянулась к звонку, вызывала горничную или лакея и просила подать оставленные в другом конце той же комнаты носовой платок или чашку. Это было в обычае и никого не удивляло. Одеваться без помощи горничной дамы также не умели. Отношения между хозяевами и прислугой складывались порой очень патриархально. Няня, горничная, лакей жили на том же месте десятками лет, входили во все интересы семьи и становились ее членами. В большинстве же случаев работники домашнего труда представляли собой текучий элемент, находившийся с хозяевами в настороженных, а то и неприязненных отношениях. Неблагодарность кухарок и горничных являлась одной из любимых тем дамского разговора в интимном кругу; наряду с этим, прислуга перемывала все кости придирчивых господ или на кухне, или, ощущая потребность в более обширной аудитории, отправлялась в соседнюю молочную лавочку, заменявшую клуб.
В общем, положение прислуги было незавидно из-за непрочности службы и необеспеченной старости. Силы уходили, связь с деревней оказывалась порванной, и приходилось старикам вести нищенское существование. Заговорив о людях, услугами которых пользовались зажиточные классы общества, надо упомянуть еще о нескольких категориях петербургского населения. В большинстве домов, на каждом парадном подъезде жили швейцары, помещавшиеся в небольших комнатушках под лестницей. Кроме жалования от домохозяев, швейцары имели побочные доходы от чаевых за открывание дверей в ночное время. Швейцар, умевший держать язык за зубами, выручал порядочно: платил подгулявший жилец, не желавший, чтобы знали о его возвращении в нетрезвом виде, платили дамы, принимавшие в отсутствии мужа друзей сердца, платили и сами друзья. Не хуже швейцара знали интимную обстановку жизни жильцов дворники, присматривавшие также за их благонадежностью.
Дворники разносили дрова по квартирам, убирали сор, мели улицы и дежурили на них днем в фартуке с номерной бляхой на груди, а ночью сидели у ворот. У спящих на дежурстве городовые снимали шапки; за ними утром приходилось идти в участок и платить штраф. Городская Дума, которой не нравилось, что на дворников возлагаются полицейские обязанности, опротестовала в Сенат постановление Градоначальника об уличном дежурстве. Дело тянулось долго и не помню, чем кончилось. Кроме дежурства дворники обязаны были доставлять в участки пьяных. Забирались или производившие дебош, или окончательно сбитые с ног водкою. В частях города, заселенных мастеровыми, под праздник лежало на улицах в живописном беспорядке много таких упившихся до бесчувствия. Их укладывали поперек извозчики и отвозили в участок, где они и оставались до вытрезвления.
Близко, если не к квартирантам, то к домовой прислуге стояла мелочная лавочка, в которой продавались хлеб, овощи, молоко, квас, огурцы, керосин, свечи, мыло, спички. На центральных улицах, кроме главных, мелочных лавочек было много: они попадались через три-четыре дома. Горничные флиртовали там с приказчиками, кухарки в благодарность за забор товара, получали от хозяина небольшие подарки. Между делом представительницы прекрасного пола сообщали там свежие домашние сплетни, которые или замирали тут же или расходились по дому. Все зависело от важности события или таланта рассказчика.
Кроме всех этих непременных спутников жизни петербуржца, немалое значение для него имели извозчики. Недостаточная сеть конок, дальность расстояний и дожди, разводившие грязь на улицах, заставляли часто пользоваться услугами извозчиков. На углах людных улиц стояли лихачи. У них были хорошие лошади и экипажи. Брали их за дорогую плату, чтобы прокатиться по Невскому или на острова. Для вечерних поездок в загородные рестораны пользовались зимой тройками, вызывая их из определенных извозчичьих дворов. Троечные сани умещали человек шесть. И лихачи, и тройки брались людьми со средствами, желавшими покутить. Для обычной же деловой езды служили извозчики, работавшие от хозяев или за свой счет. Те, которые ездили от хозяина, имели готовое помещение и обязаны были привозить в день определенную сумму, оставляя себе излишек выручки или докладывая из кармана в незадачливые дни. Многие хозяева имели до десятка выездов, порядочно зарабатывали на этом.
В зимнее время наезжало в Петербург из ближних губерний много крестьян, занимавшихся извозом от себя. Часть их оставалась и на лето. Пролетки у них были плохие, санки такие узкие, что сидеть в них вдвоем можно было, только застегнувшись полостью, которая не давала упасть. Лошадки, разбитые на ноги, больше крутили хвостами, чем двигались вперед. Чтобы скоротать время в пути такие извозчики любили заводить разговор с седоками, рассказать о своем деревенском житье, о ценах на овес и других, интересующих их предметах. Беседы эти велись по большей части без всякой задней мысли, просто из желания поговорить, но встречались «психологи», которые вели жалостные речи с умыслом получить лишний пятачок при расчете. Город такие временные извозчики знали плохо, завозили рассеянного ездока совсем не туда, куда надо, и обладали определенной страстью пересекать улицу перед самой конкой или дышлом быстро едущей кареты. Обычными седоками таких возниц, бравших дешевле других извозчиков, были дамы. Экономя на плате, они вместе с тем были полны глубокого недоверия к талантам везущего, и при всяком рискованном переезде или раскате санок они начинали или кричать, или долбить извозчика кулаками в спину. Толчки эти через толстый армяк на вате еле доходили до спины, но, случалось, надоедали извозчику, который тогда подъезжал к панели, приговаривая: «Выходи барыня! Я щекотки не люблю!». После этого начинались длинные объяснения, удовлетворявшие обе стороны, и поездка продолжалась.
За конец извозчику платили 20-30 коп., а усердно торговались с извозчиком дамы. По этому поводу ходил такой анекдот: «Извозчик, на Васильевский!» - «Пожалуйте сударыня за четвертачок!» - «Что Ты, что Ты! И пятиалтынного довольно, туда всего два шага!» - «Эх, барынька! Так шагать будешь, нутро себе разорвешь!» Читатель поймет, что из соображений благопристойности я не ввел должной точности в полученный дамою ответ.
При градоначальнике Грессере (2) стали требовать от извозчиков лучших запряжек и знания правил езды. Городовые записывали номера провинившихся; за этим следовал вызов в участок и небольшой штраф. Заметив, что городовой начинает всматриваться в номер, извозчик старался прикрыть его, нахлестывал лошадь и, заворачивая за первый угол, показывал городовому кулак, приговаривая со злобой: «У, фараон, желтоглазый!»
Это прозвище уязвляло городовых сильнее всякой другой брани. Как ни странно, на похороны Грессера, наводившего строгие порядки, явилось очень много извозчиков, ездивших от хозяев. «Штрафовать то он штрафовал, но зато не позволял хозяевам нас обижать и обсчитывать», - объясняли они.
Вспоминая старый Петербург, нельзя представить его себе без ряда «ванек» вдоль тротуаров. В этой кличке, дававшейся извозчикам заглазно, было гораздо больше добродушия, чем пренебрежения, да и за что было пренебрежительно относиться к этому люду, который развозил трусцой денно и нощно седоков по всему городу на своих дребезжащих пролетках или неудобных санках, вымокая под дождем и греясь в зимние ночи у разложенных кое-где на улицах костров.
Как я уже упоминал, посещение знакомых в Петербурге было сильно развито, клубы же не играли большой роли в общественной жизни. Наиболее избранное общество встречалось в Яхт-клубе на Большой Морской, попасть в который было очень трудно. В этом клубе узнавались последние политические новости, сплетни из придворной жизни и ожидаемые перемены в составе правительства.
Второе место занимал английский клуб, заполнявшийся крупными лицами из чиновного мира. В Сельскохозяйственном клубе преобладали врачи, адвокаты и чиновники средних рангов. Последнее место занимали благородное собрание и немецкий шустер-клуб, в которых процветала карточная игра, заканчивавшаяся частыми скандалами.
Несравненно большее значение, чем клубы, имели в Петербургской жизни - театры. В Мариинский театр, где опера чередовалась с балетом, попасть было трудно, так как большинство билетов была разобрана по абонементам, возобновлявшихся из года в год теми же самыми лицами. Помимо интереса, который представляли собою оперные и балетные спектакли, усиленный разбор абонементов объяснялся также модой.
Появляться в Мариинском театре считалось признаком хорошего тона. На неабонированные места было также большое требование. Студенчество становилось в очередь с рассветом, и хвосты у кассы Мариинского театра, по справедливости, могут считаться родоначальниками очередей, которые всем пришлось испытать впоследствии.
Неизвестно какими путями, вероятно, в результате стачки с кассиром, порядочное количество билетов оказывалось в руках барышников. Стоило после неудачного посещения кассы театра, выйти на площадь и, остановившись у подъезда, начать осматриваться, как из-за угла появлялась личность в чуйке и высоких сапогах, услужливо предлагавшая билет за полуторную цену. Если же спектакль был особенно интересен, то брали и много дороже. Под влиянием прессы, много писавшей о злоупотреблениях с театральными билетами, бывали периоды, когда барышники боялись показываться открыто. Тогда любители оперы разыскивали их неподалеку от театра в трактире, игравшем роль билетной биржи. Особенно хорошую поживу доставляли барышникам провинциалы, непременно хотевшие побывать в Мариинском театре, чтобы затем рассказывать дома о своих впечатлениях, и рассказывать было о чем.
В 90-х годах пел Фигнер (3), еще не спавший с голоса, его жена Медея Мэй (4), тонкая артистка с прекрасным голосом, очаровательная Мравина (5), великолепные контральто Долина (6) и Славина (7), красавец Яковлев (8) - лучший из виденных мною Онегиных, Стравинский (9), создавший образ Фарлафа в «Руслане», и другие. Для повышения интереса к спектаклям во второй половине зимы приглашались заграничные гастролеры с крупными именами: братья Решке (10), Больска (11), громоздкая Литвин (12), с большим голосом, но малосценичной внешностью из-за чрезмерной полноты. Бессменным оперным дирижером был Направник (13), гроза артистов, не прошедших хорошей школы.
Из года в год зимой приезжала итальянская опера. Конечно, хор, оркестр и постановки были слабее, чем на Мариинской сцене, но солисты были первоклассные: тенора Мазини (14), Томаньо (15) и Карузо (16), сопрано Зембрих (17) и Арнольдсон (18), баритон Батистини (19), - все они были известны и в Европе и в Америке.
В 80-х годах наши композиторы - Римский-Корсаков, Бородин, кои считались еще смелыми новаторами, достоинства их не были общепризнанными и проводником таких опер как «Садко» являлась частная Московская опера, получавшая субсидии от богатого купца Мамонтова (20). Эта опера также приезжала зимой в Петербург на гастроли.
Труппа Александринско-го театра возглавлялась такими артистами, как Савина (21), Абаринова (22), Жулева (23), Стрельская (24), Давыдов (25), Варламов (26), Сазонов (27). Они всем известны по многочисленным воспоминаниям театралов.
Особое положение в Александринской труппе занимал Т.Ф. Горбунов. В пьесах, и то на вторых ролях, он выступал редко, но пользовался большою популярностью как рассказчик. Темы он брал из действительной жизни, прекрасно умея подмечать смешное, и освещал рассказ своеобразным юмором. Ходячее выражение: «От хорошей жизни не полетишь!» взято из его рассказа о размышлениях толпы при полете воздушного шара. – «Кто летит?» - «Портной летит.» - «Чего ему летать?» - «Знамо от долгов! От хорошей жизни не полетишь!».
В другом рассказе ямщик, свернув седока с косогора, говорит, почесывая затылок: «Кажинный раз на энтом самом месте!». Эта фраза тоже входила в разговорный обиход.
Горбунов был находчив и не лазил за словом в карман. На одном из спектаклей его приятель и собутыльник, инженер Соколов, носивший редкое имя Помпея, сидя в первом ряду, забавлялся тем, что подогревал аплодисментами публику и без того склонную требовать от Горбунова бесконечных повторений. Несмотря на сердитое подмигивание артиста, Соколов не унимался и хлопал еще больше. Тогда Горбунов вышел и, переиначив рассказ о каком-то пьянице, начал его словами: «Эх, Помпей, говорю; ты не пей, говорю!». Многие из присутствующих знали Соколова по имени и начали смеяться. Смеялся и Соколов, но более повторений не требовал.
До Александра II как-то дошло, что Горбунов очень забавно изображает интимный завтрак в царской семье. Вызвали Горбунова, не объясняя причины, в Крым, пригласили на завтрак во дворец, а после завтрака за кофе, как Горбунов не упирался, а ему пришлось повторить свой рассказ. Он выговорил себе только право начать, для храбрости не со злосчастного завтрака, а с чего-то другого.
Подвели Горбунова и при Александре III, заставив в присутствии Государя повторить рассказ о купчике, вышедшем на прогулку «довольно равнодушно, никого не трогая», но затем напившемся и попавшем к мировому судье. «Ну и что же?» - спрашивает купца приятель. «Известно, что: по указу Его (подразумевается Императорского Величества) и т. д., засадить раба божия под арест на месяц», - отвечает купец. Эту фразу Горбунов произнес с большим страхом, так как Александр III не любил шуток, касающихся Императорской власти. Дело, однако, обошлось вполне благополучно, и Горбунов получил подарок.
Горбунов любил русскую старину и прекрасно изучил средневековый русский письменный стиль. К сожалению, этого талантливого человека часто приглашали в богатые дома для рассказов и спаивали там за ужином.
Так как в Петербурге играли артисты со сложившимися репутациями, то случаи неожиданно возникавших театральных карьер были редки. Одним из исключений в этом отношении оказался Орленев (28). Молодой артист Малого Театра Суворина (29), не шедший дальше небольших ролей, неожиданно изумил всех мастерским исполнением заглавной роли в пьесе Алексея Толстого «Царь Федор Иоаннович». Сборы «Царь Федор» сделал громадные, и Орленева перевидал весь Петербург.
Большим успехом среди фешенебельного круга пользовался Михайловский театр (30), в котором играла казенная французская труппа. В ее составе имелись хорошие драматические актеры: Гитри (31), Лина Мент и изящный Вальбель. Главными исполнителями комических ролей были Итманс, Андрис, игравший жуиров и Балетта - кокоток.
Каждую субботу ставили новую пьесу; шли больше водевили, чем серьезные пьесы. Французы играли весело и живо, не подчеркивая двусмысленностей, но позволяя себе вещи, невозможные в других казенных театрах: то Итманс и Андрис, укладываясь спать, разгуливали по сцене в ярких шелковых, правда, очень прилично сшитых кальсонах, то Балетта начинала раздеваться, оставаясь лишь в нижнем белье. Дамы посещали эти спектакли усердно, но барышень с собой не брали. Публика на водевилях веселилась, и спектакль шел под непрерывный смех зрительного зала.
Места летних развлечений были многочисленны, но довольно однообразны.
Основой благополучия загородных садов являлись рестораны. На открытой сцене шли эстрадные номера, а в закрытом театре или в помещении с крышей, но без боковых стен - оперетта.
Ансамбль в опереттах был большей частью не дурной. Приезжали как-то и создательницы опереточного жанра, знаменитых в свое время французские артистки Жюдик (32) и Монбазон. Они были далеко не молоды, но игра их отличалась изяществом, и рискованные места проводились весело, без тех подчеркиваний, на которые были так падки некоторые наши артистки.
Загородные сады заполнялись «соломенными вдовцами» (33), отправлявшими семьи на дачи и не знавшими, куда деться вечером.
Кончались спектакли поздно, многие оставались еще в садах ужинать, и в бледные Петербургские ночи публика с помятыми и усталыми лицами тянулась на меланхолических извозчичьих клячах с окраин города домой, чтобы утром, плохо выспавшись, приняться за каждодневную работу.
Мое описание касалось развлечений среднего петербуржца. Много труднее говорить о его занятиях, так как здесь было больше разнообразия и индивидуальных оттенков.
Те, кому при наличии недурных способностей удавалось обосноваться в Петербурге, достигали на пятом десятке оклада в 3-3,5 тысячи рублей. Дальше этого дело не шло и, поставив детей на ноги, старики уходили в отставку на пенсию тысячи в полторы. Люди непредприимчивые дорожили службой, несмотря на даваемое ею скромное обеспечение, так как лишить места чиновника, не имеющего за собой серьезных провинностей, было очень трудно. Затем, хотя и скудно, но, все же, старость была обеспечена пенсией. Тем же, кто не довольствовался обычной долей и хотел добиться лучшего положения, приходилось очень много работать. При частой смене руководящих взглядов таким карьеристам нельзя было думать о выработке самостоятельного мировоззрения. Дело сводилось к уменью успешно разбираться в сложных вопросах и гладко излагать свои мысли в желательном направлении для начальства. Особенного мастерства в этом отношении достигала канцелярия Государственного Совета (34). В нее набирались способные люди с бойким пером, которые могли убедительно писать о чем угодно и приводить соображения по самым специальным вопросам.
Другой отличительной чертой Петербургского чиновничества было незнание жизни своей страны, так как ехать в провинцию даже на хорошие места они боялись, а вернуться из губернии на службу в столицу было трудно. Централизуя управление и не обладая аппаратом, знакомым, как следует, с местными нуждами, Петербург брал на себя задачу руководить страною во всем, до мелочей; непосильность ее сказывалась при потрясениях государственной жизни.
Особенностью нравов того времени было развитое чинопочитание и любовь к чинам и знакам отличия. Этой слабостью служилое сословие, как говорят, отличалось в особенности при Николае I, но она не пропала и при его приемниках. Люди с крупным положением ждали очередных лент и звезд, повышавших их общественный вес. Чиновник средней руки мечтал о трудно для него достижимом звании «Превосходительства», военные при отставке добивались чина Генерал-майора, также связанного с титулом «Превосходительства», и дававшем право носить цветные отвороты на пальто и широкие, яркие лампасы на брюках.
Маленький орденок Станислава или Анны в петлице заставлял какого-нибудь помощника делопроизводителя мириться с многими невзгодами существования и, предоставляя личное дворянство, давал возможность смотреть с высока на соседа купца, жившего много сытнее.
Для крупных промышленников и торговцев большой приманкой было звание «Коммерции» или «Мануфактур советника», купцы помельче довольствовались званием «Потомственного почетного гражданина» и медалями на шее на орденских лентах. Потребность во внешних отличиях, впрочем, присуща человеческой природе, и ордена существуют в странах с самыми разнообразными режимами. Кажущимся исключением является Северная Америка, граждане которой орденов не носят, но и там разные общества придумывают фантастические формы. Люди с некоторым весом присваивают себе произвольно звание полковника, а богатые янки гоняются за титулованными женихами разных наций. Если стремление выделяться можно считать естественным, то, конечно, подмена дарований и способностей чинами и орденами была явлением, не приносившим стране ничего хорошего.
С открытием Государственной Думы и включением в Государственный Совет выборных членов, удельный вес чиновничества в жизни страны сильно уменьшился. Приходилось следить за думскими прениями, давать объяснения в комиссиях Государственной Думы и иногда выслушивать неприятную критику. Служба стала беспокойной и неприятной. Как бы отразился этот сдвиг, в конечном счете, сказать трудно, так как надвинулись война и революция, неизмеримо сильнее отразившиеся на общественных отношениях.
1 Имеется в виду XIX век.
2 Пётр Аполлонович Грессер (1833—1892) – генерал-адъютант, генерал-лейтенант русской императорской армии (1883), в 1871-1878 гг. волынский губернатор, в 1882-1883 гг. санкт-петербургский обер-полицмейстер, затем градоначальник. При нём в Санкт-Петербурге построена Центральная одиночная тюрьма «Кресты», осуществлено электрическое освещение части Невского проспекта.
3 Николаай Николааевич Фигнер (1857 – 1918) – знаменитый русский оперный певец (тенор), антрепренер, вокальный педагог, муж певицы М. И. Фигнер. Искусство этого певца сыграло важную роль в развитии всего отечественного оперного театра.
4 Медея Ивановна Фигнер (урождённая Амедея Мей Дзоваиде, итал. Medea Mei-Figner; 1859 – 1952, Париж) – итальянская и русская певица (меццо-сопрано), заслуженная артистка РСФСР.
5 Евге́ния Мра́вина (настоящее имя Евгения Константиновна Мравинская; 1864 – 1914) – русская оперная певица (лирико-колоратурное сопрано), солистка Мариинского театра, тётка дирижёра Евгения Мравинского
6 Мария Ивановна До́лина (настоящая фамилия Саюшкина, в замужестве Горленко; 1868 – 1919) – российская певица (контральто), после 1904 г. оставила оперную карьеру, но продолжала выступать с концертами, в том числе во Франции, Чехии, Германии, исполняя русскую академическую и народную музыку (циклы «Русская песня», «Славянская песня»)..
7 Славина Мария Александровна (в замужестве баронесса Медем, 1858 – 1951) – русская оперная певица и педагог, меццо-сопрано, обладала гибким и мощным голосом «бархатистого» тембра и виртуозной техникой. В 1902 году удостоена звания «Заслуженная артистка Императорских театров».
8 Леонид Георгиевич Яковлев (1858 – 1919) – известный российский певец-баритон.
9 Стравинский Фёдор Игнатьевич (1843 – 1902) – русский оперный певец (бас) польского происхождения, отец композитора Игоря Фёдоровича Стравинского.
10 Ян Мечислав Решке (польск. 1850 – 1925) – польский оперный певец (баритон, позднее – тенор, лирико-драматический тенор), крупнейшая звезда оперы конца XIX века.
11 Аделаида Больская (польск. Adela Bolska,1863 – 1930) – русская оперная певица (лирическое сопрано) и вокальный педагог.
12 Француаза Жанна Васильевна Литвинова (в девичестве Шутц), сценическое имя Фелия Литвин (1861 – 1936) – сопрано.
13 Эдуард Францевич Направник (1839 – 1916) – чешский и российский композитор, дирижёр. В течение почти пятидесяти лет он занимал пост главного дирижёра Мариинского театра, под его управлением состоялись премьеры практически всех создававшихся в то время русских опер.
14 Анджело Мазини (1844 – 1926) – итальянский оперный певец (тенор).
15 Франческо Таманьо (итал. Francesco Tamagno, 1850 – 1905) – итальянский оперный певец (тенор). Согласно Музыкальной энциклопедии, его признают одним из лучших теноров в истории оперного театра
16 Энрико Карузо (итал. Enrico Caruso; 1873 – 1921) – великий итальянский оперный певец (тенор), легенда вокального искусства XX века
17 Марчелла Зембрих (Марцелина Пракседа Коханьская, по мужу – Штенгель; 1858 – 1935) – польская певица (колоратурное сопрано), принадлежащая к плеяде таких знаменитых певиц, как Патти, Нильсон, Лука, в Петербурге и Москве Зембрих пела с 1880 с громадным успехом.
18 Сигрид Арнольдсон (Sigrid Arnoldson; 1861 – 1943) – шведская оперная певица (сопрано) и музыкальный педагог; неоднократно гастролировала в итальянской опере в Москве, Санкт-Петербурге, Варшаве и других европейских городах.
19 Маттиа Баттистини (Mattia Battistini; 1856 – 1928) – итальянский оперный певец, баритон, приверженец школы так называемого «сладкого» пения, мастер бельканто.
20 Савва Иванович Мамонтов (1841 – 1916) – потомственный предприниматель, крупный промышленник, меценат, обладал незаурядными талантами, занимался скульптурой, писал либретто для спектаклей, выступал в качестве актера и режиссера. С его именем связаны имена Репина, Поленова, Серова, Врубеля, братьев Васнецовых, Остроухова, Нестерова, Малютина, Неврева, Антокольского. Его энергии и личной одаренности обязаны своим происхождением такие важнейшие явления русской культуры второй половины XIX века, как Абрамцевский кружок и Московская частная русская опера, на сцене которой впервые выступил Шаляпин
21 Савина Мария Гавриловна (1854 – 1915) – великая русская актриса
22 Антонина Ивановна Абаринова (настоящая фамилия Рейхельт; 1842 – 1901) – российская оперная певица (контральто, впоследствии меццо-сопрано) и драматическая актриса.
23 Екатерина Николаевна Жулева (по мужу Небольсина; 1830 – 1905) – русская драматическая актриса
24 Варвара Васильевна Стрельская (настоящая фамилия – Старова, по мужу – Стуколкина, 1838 – 1915) – русская драматическая актриса
25 Владимир Николаевич Давыдов (настоящие имя и фамилия – Иван Николаевич Горелов; 1849 – 1925) – российский и советский актёр, театральный режиссёр, педагог, Заслуженный артист Императорских театров, Народный артист Республики
26 Константин Александрович Варламов (1848 – 1915) – русский актёр, заслуженный артист Императорских театров. Сын А. Е. Варламова – известного русского композитора
27 Николай Фёдорович Сазонов (1843—1902) – русский артист Александринского театра.
28 Павел Николаевич Орленев (настоящая фамилия – Орлов; 1869 – 1932) – русский актёр, народный артист Республики (1926)
29 Театр Суворина – петербургский драматический театр, в 1895 — 1917 годах располагавшийся в здании бывшего Апраксинского театра на Фонтанке, построенном в 1876–1878 архитектором Л. Фонтана. Театр всегда назывался Суворинским (или Малым) театром, после смерти Суворина в 1912 году, он стал официально носить его имя. В 1919 году преобразован в Большой драматический театр
30 Санкт-Петербургский ордена Ле́нина государственный академический театр оперы и балета им. М. П. Мусоргского – Миха́йловский театр – театр оперы и балета в Санкт-Петербурге, один из значимых музыкальных театров России. Открыт в 1833 году, располагается в центре Санкт-Петербурга в историческом здании на площади Искусств (б. Михайловской)
31 Люсьен Гитри́ ( Lucien Germain Guitry, 1860 – 1925) – знаменитый французский актер и драматург . Самый популярный актер своей эпохи. Был партнером по театру Сары Бернар, создатель выдающихся образов, принесших ему ряд международных триумфов, с 1885 принят в Петербургский Михайловский театр.
32 Анна Жюдик (Anna Judic; настоящее имя Анна-Мари-Луиза Дамьен, 1850 – 1911) – французская опереточная певица и шансонетка. С 1875 года не раз выступала в России, в том числе в Санкт-Петербурге.
33 Соломенный вдовец – мужчина, живущий длительное время отдельно от жены по причине, зависящей от неё
34 Государственный совет – высший законосовещательный орган Российской империи в 1810—1906 годах и верхняя палата законодательного учреждения Российской империи в 1906—1917 годах